|
Статистика |
|
|
Онлайн всего: 1 Гостей: 1 Пользователей: 0 |
|
|
|
Рассказы за жизнь...и не только. |
|
Про Петрова
Чтобы лучше ощущать полноту и многоцветие жизни, Петров завел Лошадь.
Нет - не так.
Чтобы Петров лучше ощущал полноту и многоцветие жизни, к
нему пришла Лошадь. Такой вывод сделал сам Петров - как человек в
эзотерике разбирающийся и на раз-два понимавший, что на всякое
следствие есть своя причина.
Вообще - все, конечно, началось не с этого.
Петров и так вовсю ощущал наполненность этой самой жизни,
поэтому он каждое утро обливался холодной водой. Прямо вот так - брал
два ведра и обливался. Когда-то он познакомился с учением Порфирия
Иванова и принялся последовательно учение исполнять. Петров завел
черные сатиновые трусы, и каждое утро набирал два ведра холодной воды.
Сначала он выливал воду на себя в ванне, но вскоре ощутил, что вступает
в противоречие с сермяжными законами природы, и так он просветления не
достигнет. Тогда Петров начал выходить во двор многоэтажки, в которой
жил на седьмом этаже. Он шел по лестнице в сатиновых трусах, ступая по
бетонным ступеням босыми ногами и расплескивая на лестнице воду из
переполненных ведер. Конечно, он мог бы спуститься и на лифте, но
во-первых, он считал это действие вступающим в конфликт с чистой верой,
а во-вторых старушка-лифтерша его боялась.
Так Петров выходил с ведрами во двор, становился на детской
площадке среди грибков и песочниц лицом на Восток и выливал на себя два
ведра воды. Потом он задумчиво смотрел по сторонам, брал пустые ведра и
шел домой, оставляя на лестнице мокрые следы.
После этого он чувствовал себя другим человеком. В
понедельник он чувствовал себя Петровым, во вторник Ивановым, в среду
Сидоровым. В четверг опять наступала очередь Петрова, в пятницу Иванова
и в субботу Сидорова. И лишь в воскресенье он чувствовал себя Исааком
Майзелем. Как справиться с этой неожиданной метаморфозой он тогда не
знал, а смириться с ней не мог, и оттого в душе Петрова происходил
раздрай. Но так было в самом начале. Потом мало-помалу Петров привык,
всё устаканилось и ему даже нравилось каждый день ощущать себя иным
человеком.
Вот тут-то в воскресенье к нему и пришла Лошадь.
Раздался звонок в дверь. Петров открыл и увидел на пороге Лошадь.
- Ты кто? - спросил Петров.
Лошадь тихо заржала в ответ.
- А я Исаак Майзель, - сказал Петров и пошире распахнул дверь. - Заходи.
Лошадь смешно процокала копытами в кухню и принялась пить
воду из блюдечка для тараканов. Тараканов у Петрова не было, их всех
вывела СЭС, но Петров подумал, что если они вдруг опять заведутся, то
могут захотеть пить и ведь должен быть кто-то кто подаст им кружку воды
перед смертью от СЭС.
Петров сел на табуретку, достал из пачки 'Мальборо'
сигарету 'Дон', закурил и принялся рассматривать Лошадь. Это была
обыкновенная лошадь, только маленькая, ростом с собаку. Она была чисто
белой масти с роскошной гривой и шикарным белым хвостом, которым она
помахивала из стороны в сторону.
Лошадь допила воду, подошла к Петрову, благодарно ткнулась носом ему в колено и потянулась к сигарете.
- Тебе нельзя, - сказал Петров, убирая сигарету подальше. - Ты что, не знаешь, что капля никотина убивает лошадь?
Лошадь тяжело вздохнула и заплакала.
Петров некоторое время сидел, обнимая лошадь за пышную, красивую гриву. Потом он встал, накрошил ей хлеба и сказал.
- Прости. Дела не ждут.
Вы только не подумайте, что Петров был таким одиноким, что без памяти радовался всякой Лошади, которая к нему приходила.
Отнюдь.
У него был друг - Михалыч, и их связывала крепкая мужская
дружба на почве алкоголизма. Вообще-то, Михалыч был
инженером-теплотехником и химиком-технологом и славился широтой
взглядов и высотой устремлений. Но сейчас он временно работал
дворником, и окружающие недальновидные люди считали его тупым и
ограниченным. Петров так не считал.
Однажды, в соответствии с внутренним противоречием с
окружающим миром, у Михалыча открылся третий глаз. Он открылся прямо во
лбу, посередине и чуть повыше других прочих, но сиял очень ярко и
Михалыч стал похож на шахтера, вышедшего в степь донецкую в каске с
лампочкой-коногонкой. Михалыч глаза стеснялся, зажмуривал и заматывал
его бинтом, говоря любопытным, что расшиб голову по-пьянке.
Но долго так продолжаться не могло.
Однажды в программе 'Время' Михалыч увидел, что в Москве
есть такой профессор Грюнвальд - крупнейший специалист по третьему
глазу. Денег на поездку в Москву не было, и тогда Михалыч закрыл
дворницкую, отдал ключ Петрову, взял посох и пошел по Руси. Шел он шел,
и дошел до МКАДа. Здесь-то его и сбил мусоровоз. Сбитый Михалыч лежал
на дороге, смотрел в нависшее зимнее небо, и слушал как водитель орет:
- У тебя что, глаз нету? Не видишь, куда прешь, деревня? Понаехали тут.
Знал бы он на кого орет. Но Михалыч только подумал, что он
не понаехал а понашел, и тут приехала машина 'Скорой помощи' и ГИБДД. Мусоровоз оказался правительственным и имел мигалку. Поэтому менты развели руками и сказали:
- Ты понимаешь, Михалыч, он мусор из Кремля вывозит. Что ты с ним сделаешь?
Виновным во всем признали Михалыча, погрузили в машину и
повезли оказывать скорую медицинскую помощь. По дороге ему хотели
размотать грязную, замусоленную повязку на лбу, и тогда Михалыч
вздрогнул и вспомнил зачем он вообще сюда пришел. Он строго посмотрел
на санитаров, отвел в сторону их жадно протянутые к третьему глазу руки
и сказал:
- Везите меня прямо к профессору Грюнвальду.
Таким его и привезли к профессору: с сотрясением мозга,
переломом двух ребер и вывихом левой руки, и он предстал перед светилом
науки с безвольно повисшей вдоль организма конечностью. Профессор
поморщился и велел санитарам размотать бинт на лбу Михалыча. Тут-то он
и увидел глаз во всей красе. Глаз жалобно моргал и плакал.
Грюнвальд восхищенно поцокал языком и сказал:
- Это все, прочее, батенька, - ваша рука и ребра - это полная херня. А вот глаз это сильно! Дас ист фантастишь!
И он принялся исследовать Михалыча и писать про него
докторскую диссертацию, которых у него и так было уже целых три штуки.
Ну, такой вот он был человек - увлеченный наукой.
Да только - не суждено.
Тут-то от него и ушла жена, которая сказала, что не желает
жить с таким ничтожеством. Даже подонки вроде Михалыча имеют третий
глаз, а Грюнвальд до сих пор не имеет даже паршивой Нобелевской премии,
и оттого профессоровой жене стыдно смотреть в глаза подругам.
С горя Грюнвальд решил запить. Но оказалось, что запить ему
было не с кем - вокруг были только сотрудники или завистники и первые с
ним пить боялись, а вторые не желали. Так и получилось, что
единственная родная душа у него оказался Михалыч.
Вот они и сидели в клинике долгими зимними вечерами, пили
чистый медицинский спирт и жаловались друг другу на жизнь. Профессор
вздыхал и приговаривал: 'О! Майн Гот', а Михалыч, по русскому обычаю,
плакал тремя глазами.
А потом Михалыч сказал:
- Слушай, Гельмут! Бросай ты эту херню! Пойдем со мной, я тебе настоящую жизнь покажу.
И Грюнвальд бросил мир роскоши и гламура, тоже взял посох и отправился с Михалычем по Руси на михалычскую Родину.
Так что, на самом деле, у Петрова было два друга - Михалыч и Грюнвальд.
Вот.
***
Кажется, Петрова мы оставили там, где он встал и сказал Лошади:
- Прости, дела не ждут.
Наверное, вам интересно какие дела могут не ждать человека
по фамилии Петров. Вот как бы вы думали, кем может быть человек с такой
фамилией?
Нет, если б была фамилия Абрамович или там Гольдштейн... - тут дураком надо быть. Но вот Петров...
А вот - фигушки. Петров был небогатым нефтепромышленником.
Он стал им год назад, когда ему по электронной почте пришло
предложение купить контрольный пакет акций Арабско-Эмиратской нефтяной
кампании Standard Oil Mobile. И очень недорого. Всего три тысячи
долларов. Петров тогда занял денег у своего лучшего друга Михалыча, и
отправил все шестьсот рублей на адрес, который был указан в почтовом
отправлении. В письменном сообщении он написал, что благодарит за
оказанное доверие, всех денег он собрать не смог и просит продать ему
ту часть контрольного пакета, которая причитается на высланную сумму.
Так что, теперь Петров мог спокойно почивать на лаврах,
зная, что где-то, далеко в Арабских Эмиратах у него есть нефтяная
скважина и из неё круглые сутки бьет тугая струя черного золота,
ежеминутно увеличивающая счет Петрова в 'Арабскоэмиратскомбанке'. Вот
потому Петров встал и пошел проверять электронную почту.
Из Эмиратов опять ничего не было. Наверное ещё Петровские
дивиденды не посчитали. Зато пришло письмо от Учителя. В письме Учитель
писал, что у них все хорошо, погода стоит отменная и спрашивал как ему
переправить очередной урок - ментальным способом или на DVD диске,
наложенным платежом.
С Учителем Петров познакомился месяц назад, как раз в тот
день, когда он ощущал себя Ивановым. В тот день он был активным
читателем рассылки 'Школа своего Дела' и полдня сидел, размышляя какое
дело ему следует считать своим и как лучше и правильнее его начать.
Петров всегда был человеком высоких моральных принципов и никогда не
позволил бы себе заниматься каким-нибудь нечестным делом вроде создания
фонда помощи малому предпринимательству или избранию на пост мэра
небольшого российского города.
И тут, словно услышав Петровские рассуждения, компьютер
дилинькнул и выплюнул новое письмо. Это и было письмо от Учителя.
Петров тут же принялся его читать, и оно захватило его с первых строк.
Учитель писал, что самое главное для человека это найти свой Путь. А
прежде чем найти свой Путь следует понять - где он пролегает, и именно
этим Учитель и занимается последние пятьдесят лет, помогая заблудшим.
Там же была фотография, на которой Учитель в зеленой чалме сидел в
окружении любимых и самых способных учеников. Некоторые лица Петров
узнал: среди них были Билл Гейтс, Виктор Степанович Черномырдин и
Регина Дубовицкая. Остальные были незнакомы, но тоже производили
приятное впечатление. Но самое главное - был взгляд Учителя, который
стекал с фотографии теплым, ласковым потоком и обволакивал Петрова
волшебной аурой.
Конечно, Петров тут же написал ему письмо и записался в
любимые ученики. Первые десять уроков были бесплатными, и Петров с
удовольствием и старательностью выполнял все наставления Учителя. В
рассылках Учитель писал, что если ученик все делает правильно, то
результаты он почувствует практически сразу после нескольких занятий:
восстановятся семейные отношения, улучшатся дела на работе и начнется
необыкновенное везение. Семейных отношений у Петрова не было, дел на
работе тоже, но везти ему начало сразу после третьего урока. Сначала он
нашел в подъезде рубль, а в тот же день ему пришло извещение по
электронной почте, что его электронный адрес выиграл в ежегодной
американской лотерее сто тысяч долларов. Там внизу была ещё какая-то
приписка, но Петров английский понимал плохо и потому просто отправил
им свой домашний адрес, чтобы они знали куда отправить выигрыш.
После десятого урока перед Петровым открылся Путь.
Утром он встал, как обычно набрал два ведра холодной воды и
приготовился идти обливаться. Но что-то было не так, что-то Петрова
беспокоило. Он посмотрел в зеркало, оттянул веки, проверил белки глаз и
показал отражению язык. Язык был обычный - цвета старой говядины с
белесыми разводами. И вдруг Петров понял в чем дело... - он больше не
ощущал себя Петровым. Это бы ладно, это полбеды. Но он не ощущал себя и
Ивановым и Сидоровым и даже Исааком Майзелем. Петров опять всмотрелся в
свое отражение и внезапно понял кто он на самом деле. Перед ним, в
черных сатиновых трусах с молочно-белым подбоем, стоял индийский раджа
по имени Кукухаи Калдивара.
Сомнений в этом не было.
Для Петрова наступили тяжелые дни дисгармонии. Раньше все
его сущности прекрасно уживались и делили между собой неделю
соответственно некоей внутренней логики и субъективной справедливости.
Но появление Кукухаи Калдивары внесло в мирную обстановку раздрай и
диссонанс. Ночью, когда Петров спал, сущности устроили толковище.
Калдивара поставил вопрос ребром:
- Почему это у Майзеля только один день в неделю, а у
Иванова, Петрова и Сидорова по два? Предлагаю каждому отвести по одному
дню, а на два свободных дня в неделе пригласить две свободные,
незанятые сущности. У меня, кстати, есть знакомый монах с Тибета.
Майзель поднял руку и сказал:
- Целиком и полностью поддерживаю предложение товарища
Кукухаи. Будет очень справедливо взять и поделить. И, между прочим, у
меня тоже есть кандидатура - знакомая танцовщица. Подрабатывала
стриптизом, так что трудностей не боится и в общении весьма комфортна.
Молчавший до этого Сидоров хмуро прорычал:
- Вы что тут, вообще ебанулись? Гомосека из хозяина сделать
хотите? Так я категорически против пидарасов вообще и хозяина-гея в
частности. А для некоторых особо настойчивых, - он ткнул пальцем в
Калдивару и тяжело посмотрел на Майзеля, - есть препараты и методы
соответствующие. Так что не парьтесь ребята и ведите себя прилично. Ещё
нам здесь межэтнических конфликтов не хватало.
Майзель доброжелательно улыбнулся и развел руками.
- Так я что - я ничего. Это вот, новенький права качает. Мне и так хорошо.
Общим собранием сущностей постановили для Кукухаи сделать
скользящий график. То есть Иванов, Петров и Сидоров будут добровольно
по очереди отдавать ему один свой день недели. Майзеля, в память о
холокосте, решили не трогать.
Проснувшийся утром Петров подумал, что ему приснился
странный сон. Он долго тер лоб и мучительно вспоминал подробности.
Затем он встал, прошлепал к настенному календарю и, шевеля губами,
проставил у некоторых дней большую красную букву К.
Одновременно он почему-то решил, что с Учителем надо
завязывать, а то добром это не кончится. Но ведь это он решил, а
Учитель про это ничего не знал. Поэтому Петрову все равно аккуратно
приходили письма, в которых Учитель сообщал, что очередной урок он
отправил Петрову ментальным способом и спрашивал, как ему понравился
предыдущий в котором Петров с Учителем гуляли в райском саду и
беседовали о бесконечности сознания.
Петров на письма не отвечал.
***
В дверь позвонили, и Петров пошел открывать.
Возле унижающей человеческое достоинство фразы, написанной
мелом на стене, стоял Михалыч. У лестницы застенчиво улыбался
Грюнвальд. Петров склонился в вежливом индийском полупоклоне и,
молитвенно сложив ладошки, сказал:
- Входите в мой дом, господа.
Господа вошли. Из кухни в прихожую процокала Лошадь.
- Это кто? - строго посмотрев на Лошадь, спросил Михалыч?
- Лошадь, - пожав плечами, ответил Петров.
- Я вижу, что не гиппопотам. Я спрашиваю - зачем она тебе? Лошади бывают у крестьян, а ты ведь - пролетарий! Рабочая косточка.
- Во-первых, я пролетарий умственного труда, а во-вторых, она хорошая.
- Тогда ладно, - согласился Михалыч и достал бутылку, - ты бы предупредил, что у тебя такое завелось, мы бы ей сникерс купили.
Лошадь отрицательно потрясла гривой и благодарно взмахнула пушистыми ресницами.
- Вы подождете несколько минут, пока я совершу омовение в
водах священной реки Ганг? - спросил Петров, указывая на полные ведра.
- Ага, подождем... хоть до вечера, - ехидно сказал Михалыч, подмигивая Грюнвальду третьим глазом, и поставил бутылку на стол.
Петров взял пластмассовые ведра и отправился на улицу. Но
прежде чем выйти из квартиры он сунул руку в карман своей куртки
висевшей в прихожей, достал сторублевую бумажку и прищемил её к животу
резинкой от трусов.
Двор ещё спал. Весеннее утро наливалось звуками: шумом
автомобилей, птичьим чириканьем и криками грузчиков таскавших товары в
круглосуточный магазин. Петров стал у детской площадки, повернулся
лицом на Восток, покосился на кучку собачьего дерьма у своих ног и
закрыл глаза ожидая прихода.
- Всё обливаешься, Петров? - окликнули его сзади?
Петров медленно открыл глаза и обернулся. Позади стояла
'pinches tiranito' как он называл её - соседка ежеутренне выгуливавшая
собаку, облезлую болонку - обладательницу визгливого, противного
голоса. Обычно Петров успевал закончить водные процедуры до того как
эта сука появлялась во дворе, но сегодня его задержали приятели. И
каждый раз, когда соседка видела Петрова с ведрами, она задавала один и
тот же вопрос:
- Всё обливаешься, Петров?
На что он всегда давал один и тот же ответ:
- Ага. Всё обливаюсь.
На этом диалог прекращался.
Петров опять повернулся на Восток, сосредоточился и,
почувствовав, как откуда-то изнутри возникает движение огромной
нарастающей пустоты, подхватывающей и влекущей Петрова вверх в
бесконечность, быстро подхватил одно и второе ведро и вылил их на
голову. Пустота внутри ахнула, раскрылась огромным цветком и вытолкнула
Петрова из себя во Вселенную. Петров беспомощно закувыркался, пытаясь
зацепиться взглядом за какой-нибудь предмет в сияющем хороводе
вертевшихся вокруг него огней и сверкающих точек, и тут Вселенная
обняла его теплыми руками и ласково прижала к груди...
- Петров! А чем вчера сериал 'Счастливы вместе' закончился? - раздался позади все тот же голос.
Петров медленно открыл глаза, повернулся и посмотрел на
соседку. От его взгляда та отшатнулась, что-то забормотала и чуть ли не
бегом кинулась в противоположный конец двора, волоча за собой собачонку
и оглядываясь на Петрова.
Он поддернул мокрые трусы. На землю упала сложенная
сторублевая бумажка, о которой Петров в процессе мистерии забыл. Вложив
ведра одно в другое и подобрав деньги, он направился к магазину.
Подпружиненная дверь из пластика, мягко открывшись, втолкнула его
внутрь, и Петров подошел к прилавку. Невыспавшаяся продавщица
оторвалась от книги, увидела Петрова в мокрых трусах с пустыми ведрами
подмышкой, и глаза её округлились. Истошно взвизгнув, она присела за
прилавок, упала на коленки и на карачках поползла в подсобку. Всё
произошло за несколько секунд.
- Девушка, - окликнул её Петров, - вы не бойтесь, у меня деньги есть. Мне бутылку 'Кедровой' пожалуйста.
Продавщица осторожно выглянула из-за угла и с недоверчивым прищуром посмотрела на покупателя.
- А вы не маньяк?
- Ну, какой же я маньяк, когда я в этом доме живу. В
семьдесят шестой квартире. Да вы меня знаете, я у вас вечером кефир
покупаю; в костюме спортивном и шапочке захожу.
Продавщица отрицательно покачала головой.
- Не похож. А ну-ка... ведро на голову наденьте, как шапочку. Может тогда будет похоже?
Петров вздохнул и надел на голову ведро. В этот момент дверь открылась, и в магазин зашла бабулька, с порога задавая вопрос:
- Милая, а хлеб ещё не приво...
Увидев Петрова в трусах, с ведром на голове, бабушка заорала
дурным голосом и с неожиданной прытью выбежала вон. Петров, снял ведро,
и устало спросил:
- Ну, что, похож?
- Вроде похож, - сказала продавщица и выставила бутылку 'Кедровой', - сто рублей.
Петров положил перед ней мокрую бумажку.
Когда он вошел в кухню Михалыч и Грюнвальд кормили Лошадь
вчерашними макаронами. Увидев в руках Петрова бутылку, Михалыч хлопнул
себя по коленям.
- Ну! Видишь! Что я говорил? Говорил - принесет. Он сегодня
хоть и Майзель, а человек порядочный, на халяву пить не будет. Правда,
Петров?
Петров поставил бутылку на стол рядом с первой и сказал:
- Лыхаим.
***
Петров обтер тряпочкой замусоленную макаронами морду Лошади и сказал:
- Прошу к столу.
От прошлой жизни у Петрова оставался чайный сервиз и три
хрустальные рюмки, но за ними идти было в падлу. Потому он взял с
подоконника три пластмассовых стакана, подышал в них, вытер пальцем и
сказал:
- Вот посуда. А если кому сервиса надо - там, в комнате, в буфете.
После этого он хлопнул себя по голове, полез в кухонную
полку, достал какую-то фигурку, напоминающую глиняного божка и поставил
ее на столе, неподалеку от стаканов.
Михалыч с сомнением покосился.
- Это на фига?
- На троих пить неприлично, - пояснил Петров, - Знаешь,
почему погибла Священная Советская Империя? Потому что весь народ пил
на троих. А при этом происходит неравномерное расщепление энергетики
общества и получается бесконечное число
3,33333333333333333333333333333333333333333333333333333333333...
- Видите ли, друзья мои, - продолжал он, откручивая
горлышко 'Кедровой', - общество может быть стабильно только при
соблюдении нескольких условий. В результате деления суммарной духовной
энергии общества на количество точек приложения должно получаться либо
целое число либо конечная дробь. Это ещё древние египтяне знали - они
так пирамиды строили. Тогда получается стабильная и устойчивая
конфигурация. А иначе - никак. С этого союз и рухнул. Враги уже давно
подкапывались, ещё когда водку по 2-87 назначили. Сталин пытался в этом
разобраться, экспедиции в Шамбалу отправлял, да не успел - помер. А
потом процесс неуправляемый стал, покатилось все по инерции.
- По-моему, Майзель, - грозно сказал, впадая в антисемитизм
Михалыч, ты сейчас клевещешь на мою родину. Ты что хочешь сказать, что
водка является нашим духовным продуктом? А как же хлеб? А по роже не
хочешь?
- Ну, смотри сам, - Петров взял обрывок бумаги и начертил на нем формулу С2Н5ОН+Н2О, - ты здесь хлеб видишь?
Михалыч отрицательно покачал головой.
- Ну вот, и я не вижу. Так что смотри на то, что доступно взгляду.
- Фигасе! - удивился Михалыч, вглядываясь в нависшие над городом тучи.
Между тучами и заводом крупнопанельных деталей гордо реяла чайка.
- А... это? - сказал Петров. - Это Джонатан. Старый стал,
ошибки в перемещении допускает. Заносит его сюда постоянно. А такой
сокол был.
- Ну, тогда за нас пить будем, за соколов, за чаек, - сказал Михалыч.
Грюнвальд достал из пакета банку морской капусты и поставил
рядом со стаканами. Покосившись на Михалыча, поежился, извлек вторую и
задал риторический вопрос с акцент-том:
- А вечером пен-нис сосать будем?
Михалыч порылся в карманах, выложил 'Сайру в масле' и широко улыбнулся.
- Ты не бзди, Гельмут. До вечера ещё дожить надо.
На этом вступительная часть встречи была закончена и можно
было приступать к технической. Петров взял на себя роль капельмейстера,
поднял бутылку и привычно крутнув её на проверку количества водяных
примесей, разлил по пластиковым стаканчикам. Нормальная человеческая
доза составляет пять булей. Компания состояла из нормальных человеков,
потому Петров и разлил всем, включая идола, ровно по пять.
- Ну! За победу мировой революции! - сказал тост Петров и
выпил, подавая пример. Гости, церемонно чокнувшись, потянулись вслед.
- Слушай, Петров, - подхватив щепоть морской капусты,
спросил Михалыч, - я тебя как Майзеля все хочу спросить. Вот помнишь -
не было более непримиримых борцов с тоталитарным коммунистическим
строем чем евреи. И в девяностых они дружно на лыжи встали. А ведь
назревает логический вопрос - ребята(!) а против чего вы протестовали?
Не ваши ли предки и родственники руководили строительством того
светлого будущего, в котором вы оказались? То есть - вы что отцов и
дедов не уважаете?
Петров-Майзель задумчиво похрумкал сухариком, который закатился за солонку, покрутил отсутствующие пейсы и сказал:
- Вы понимаете, Михалыч. Дело в том, что в нашем народе
очень сильно развито стремление к светлому будущему. И то, что было
кошерно в семнадцатом году, не стало кошерно в тридцать седьмом. А
дальше началось просто черть-те что. Вот против этого черть-те что мы и
протестуем и остановиться до сих пор не можем.
За это опять выпили.
Петров, ощутивший себя Петровым, посмотрел на Грюнвальда, перебирающего шелковистую гриву Лошади, и спросил:
- Слышь, Гельмут. А тебя каким чертом в наши края занесло?
Жил бы себе в каком-нибудь Мюнхене или Берлине... где вы там ещё
живете... фрау под боком, толстая, белобрысая. Ты, каких мест уроженец
будешь?
- Из Кемерова я, уроженец, - сказал Грюнвальд потупившись,
- я ни Мюнхена ни Берлина отродясь в глаза не видал. Отца моего под
Сталинградом в плен взяли. Отправили за Урал, попал в Кемерово, работал
на шахте. Там и я родился.
- Это как же ты родился у отца на шахте? - ехидно скривившись, спросил захмелевший Михалыч.
- Так их отпускали, на побывку, в поселок. Там папа с мамой
познакомился. Мама из вольнонаемных была, работала в бухгалтерии
'Северокузбассуголь'. В кино они сидели рядом и познакомились. А потом
им жениться разрешили, папа с мамой поженились и меня родили, -
Грюнвальд понятливо объяснил и развел руками.
- А в профессора ты как попал? - спросил дотошный Петров.
- Нам при Хрущеве разрешили выезжать и в высшие учебные
заведения поступать. Вот я поступил в Ростовский медицинский институт.
У меня аттестат с отличием был.
- И что, оттуда профессоров выпускают? - ухмыльнулся Петров и подмигнул Михалычу.***
|
Категория: Братки пишут | Добавил: Helen (05.07.2009)
| Автор: Петров
|
Просмотров: 61540
|
Добавлять комментарии могут только зарегистрированные пользователи. [ Регистрация | Вход ]
|
|
© 2024-2009 Tramp&Go-Go All Rights Reserved |
|
|
|